anafema_device (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
anafema_device) wrote2010-09-23 02:23 pm
anafema_device) wrote2010-09-23 02:23 pm
Случай на железнодорожной станции, Вилла Катер
- 2 -
Что касается мисс Мэстерсон, то надо отметить, она была изумительно хороша собой и жизнь ее баловала. Питая самые дружеские чувства к Ларри, я частенько спрашивал себя, сможет ли девушка, ведущая такое яркое и независимое существование, найти в себе смелость связать жизнь со скромным служащим железной дороги, стоящим почти у самого подножия крутой и длинной социальной лестницы.
Хелен вышла ко мне в одном из своих парижских платьев - пищей для шайеннских светских репортеров. В руках она держала большой букет роз «Американская Красота». Глаза у нее блестели и щеки пылали. Я обратил внимание на эти розы, не зная еще, что они были последней весточкой от влюбленного в нее мужчины. Она остановилась на середине лестницы и посмотрела на меня, затем обвела глазами гостиную и послала мне вопросительный взгляд. Я запутался в объяснениях и она поблагодарила меня за приход, но не смогла скрыть свое разочарование и едва кинула взгляд в зеркало, когда я накидывал на ее плечи пелерину.
Дорога к Капитолию прошла не слишком весело. Мисс Мэстерсон отдала должное моим стараниям, но я с трудом мог сосредоточиться на ее словах. Наконец мы прибыли в Представительский Зал, где проводился бал, и напряжение несколько спало, когда ее со всех сторон окружили мужчины, приглашая на танец. Там уже были ее друзья из Хелены и Ларами, поэтому мои обязанности, можно сказать, подошли к концу. Не жди, что я стану описывать инаугурационный бал в Вайоминге. В таких дела я не разбираюсь и бал всего лишь второстепенная деталь в моей истории. Танец следовал за танцем, но Ларри все не появлялся. Танцевать с мисс Мэстерсон было для меня пыткой. Она все расспрашивала и переспрашивала меня, и, когда я в конец запутался в своей лжи, рассердилась.
Фреймарк явился поздно. Наверное, было уже за полночь, когда он прибыл со своего рачно, как всегда учтивый и улыбающийся. Он весь прямо лучился радостью и настоял, чтобы пожать мне руку, хотя сам бы я в жизни не прикоснулся к его влажным ладоням.
Он постоянно увивался вокруг мисс Мэстерсон, которая словно нарочно была особенно мила с ним. Трудно винить ее при подобных обстоятельствах, но ее поведение меня раздражало и я, не постыжусь признаться, следил за ними. Мне удалось подслушать их разговор на балконе. Фреймарк сказал:
- Как видите, я полностью простил вам нынешнее утро.
На что она ответила с некоторой прохладцей:
- Что же, вам свойственно прощать. Однако, стоит проявить справедливость и тоже вас простить. Так будет удобнее.
Тогда он сответил ей медленным, вкрадчивым тоном, и мне хорошо было видно, как он потянулся к ней своими наглыми красными губами, - Если я могу научить вас прощать, интересно, не смогу ли я научить вас также забывать? Я почти уверен, что смогу. Во всяком случае, я заставлю вас помнить эту ночь.
«Rappelles-toi lorsque les destinées
M'auront de toi pour jamais séparé.'»
(Вспомни, когда судьба навсегда разлучит нас. – прим. переводчика)
Когда они покидали балкон, я заметил, как он спрятал одну из красных роз Ларри себе в карман.
Бал уже заканчивался, когда часы судьбы пробили первый удар трагедии.
Я помню, какое в тот момент стояло веселье, такое буйное, что я почти утопил свое беспокойство в музыке, цветах и смехе. Оркестр играл вальс, выводя томную и сентиментальную мелодию, как обычно звучит флейта. Фреймарк танцевал с Хелен. Я стоял в стороне и внезапно заметил некоторое смущение среди официантов, которые смотрели, как в одну из дверей ворвался черный пес Ларри, Герцог, с пеной во рту и с подстреленным, кровоточащим боком. Он увернулся от официантов, пробежал через половину зала и с воем, достаточно жалобным, чтобы провозгласить любое возможное несчастье, вцепился в ногу Фреймарка. Фреймарк, не заметивший его до того, с гневным восклицанием повернул свое мертвенно-бледное лицо и пинком отшвырнул от себя раненную собаку по скользкому полу.
Было кое-что зверино жестокое и ужасное в этой сцене, как будто сковзь маску европейской цивилизованности просочилась варварская кровь - струя темной грязи, вырывающаяся сквозь безымянные очаги заразы в грязных языческих городах. Музыка смолкла, люди начали беспорядочно перемещаться и я заметил, как Хелен высматривала меня в толпе с умоляющим взором. Я поспешил к ней, но пока продирался сквозь толпу, Фреймарк уже исчез.
- Отведите меня в экипаж и заберите Герцога, - сказала она, и голос ее задрожал, словно она замерзла.
В экипаже она расстелила один из своих пледов на коленях и я отдал ей собаку.
- Где Ларри и что все это означает?- спросила она. – Вам больше не удастся меня обманывать, потому что я танцевала с человеком, приехавшем на дополнительном поезде.
Тогда я чистосердечно рассказал ей все, что знал, хоть и знал совсем мало.
- Вы думаете он заболел? – спросила Хелен.
Я ответил, - Не знаю, что и думать. Я в полной растерянности. – С момента появления раненной собаки, меня охватила неподдельная тревога.
Довольно долго она молчала, но когда в окнах экипажа замелькал свет электрических уличных фонарей, я разглядел, что она сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку, прижимая к горлу нос собаки. Наконец она сказала с умоляющей ноткой в голосе, - Что вы об этом думаете?
Я видел, что она была испугана и ответил, что, скорее всего, все кончится шуткой и что я позвоню ей сразу же, как только получу известие от Ларри. И что более, чем вероятно, это известие ее развеселит.
Снег повалил со всех сил, когда мы добрались до ее дома. Выходя из экипажа, она осторожно передала мне Герцога и я помню, как задержалась ее рука на моей и какой утомленной и измученной она казалась.
- Вам совершенно не стоит волноваться, - сказал я. - Вы знаете, какими неточными бывают служащие железнодорожных компаний. На следующем инаугурационном бале все пройдет лучше и вы будете танцевать с ним ночь напролет.
- Следующий инаугурационный бал, - проговорила она, поднимаясь по ступеням и протягивая руку, чтобы поймать снежинки. – Когда он еще будет.
На следующий день я поздно появился в конторе и только собрался тегерафировать в Гровер, как диспетчер из Хольока позвонил мне, интересуясь, не находится ли Ларри все еще в Шайенне. Он сказал, что не мог дозвониться до Гровера и ему надо передать Ларри указания насчет пассажирского поезда номер 151, идущего на восток. Узнав, что Ларри нигде нет, он ответил, что я сам должен поехать в Гровер на 151 поезде, потому что снежная буря грозила прервать железнодорожное сообщение и у нас могут быть неприятности.
Ветеринар обработал раненый бок Герцога. Я положил его в багажный вагон, а сам сел в пассажирскый 151 поезда с очень неприятным, леденящим чувством под ложечкой.
Всю ночь напролет шел снег, снегопад перешел в настоящую снежную бурю и пассажирский поезд еле продвигался вперед.
Когда поезд наконец добрался до Гровера, передо мной открылось самоее пустынное место, какое я когда-либо видел. Глядя вслед уходящему поезду, я почувствовал желание попрощаться со всем миром. Сам знаешь каков Гровер - красная коробка станции, путейская казарма с угольными сараями и небольшая группа жилых домов в отдалении, окруженные со всех сторон пустыней, простирающейся до самого горизонта. Здания и станция были покрыты толстым слоем снега, налипшем на них, как влажный алебастр. Запасной путь превратился в высокий сугроб, нависший над входной дверью на станцию. Вся равнина являла из себя безбрежный, белый океан снега, который, словно прибрежные волны, бил и крутил беспощадный ветер, привольно разгулявшийся на просторе от Скалистых гор до Миссури.
Я вошел на станцию и снег повалил внутрь через открытую дверь. Герцог сел перед пустой потухшей печкой и завыл, заскулил самым душераздирающим образом. В спальне Ларри наверху никого не было. Но внизу все находилось в полном порядке и вся вчерашняя станционная работа была выполнена. Очевидно последним, что сделал Ларри, это выписал накладную на вагон шерсти с овечьего ранчо «Оазис» для компании Дьюи, Гоулд и Ко. в Бостоне. Вагон пришел с 153 поездом, идущем на восток, который покинул Гровер вчера вечером в семь часов. Таким образом в это время Ларри должен был находиться в конторе. Я скопировал накладную себе в тетрадь и пошел в путейскую казарму, чтобы навести там справки.
Начальник отделения уже собрался разыскивать Ларри. Он сказал, что последний раз видел О'Тула в 5:30, когда прошел идущий на запад пассажирский, и думал, что Ларри остался на ночь в Шайенне. Я направился в дом, где Ларри снимал комнаты, и хозяйка ответила, что он еще не вернулся из Шайенна. Накануне Ларри поужинал пораньше, в пять часов вечера, чтобы успеть закончить работу на станции и переодеться. Около пяти часов она послала к нему дочку, сообщить, что ужин готов. Я подробно расспросил ребенка. Девочка видела, что вместе с Ларри на станции был еще кто-то. Она не слышала, о чем они разговаривали, но видела как Ларри сидел, откинувшись со стулом назад и положив ноги на печь, и ей показалось, что они ссорились с незнакомцем. Его гость стоял, на нем была надета шуба и его глаза сверкали, как у безумного. Девочка его испугалась. Я спросил ее, не могла бы она вспомнить что-нибудь еще о нем, и она ответила, - Да, у него были очень красные губы.
Когда я услышал ее ответ, мое сердце заледенело, как глыба льда. Мне все стало ясным. Было ясным, Фреймарк заявился на станцию и поругался с Ларри. Затем он либо на поезд в 5:30, либо поехал на дополнительном позже, и попросил проводника высадить около своего ранчо. Поэтому он и опоздал на бал.
Было уже пять часов вечера. Но поезд на 5:30 задерживался уже на два часа, поэтому мне ничего оставалось делать, как сидеть и ждать, когда прибудет проводник, уехваший вчера вечером на семичасовом восточном поезде. Этот проводник должен был видеть, как Ларри принимал вагон с шерстью. Быстро темнело. Небо налилось унылым свинцовым цветом и снег падал на маленький городок, почти погребя его под собой. Снег шел так густо, что едва можно было разглядеть вытянутую перед собой руку.
Никогда еще я так не радовался, заслышав свисток 153 поезда, который с грохотом и лязгом пробирался сквозь снег. Я выбежал на платформу, чтобы встретить состав и огни паровоза засияли мне навстречу, как глаза на лице старого друга. Не успел проводник ступить на перрон, как я ухватил его за руку, но он не стал разговаривать, пока мы не зашли в тепло. Проводник рассказал, что не видел той ночью О'Тула, но на столе лежала накладная на вагон с шерстью, с примечанием от Ларри, который просил, чтобы он отцепил вагон на разъезде Q.T. Из чего проводник заключил, что Ларри отправился в Шайенн на 5:30 поезде. Я позвонил в шайеннский офис и успел застать посыльного, который ехал на дополнительном рейсе прошлой ночью. Он сообщил, что не видел, как Ларри садился в вагон, но его собака забралась на его обычное место в служебном вагоне, поэтому он решил, что Ларри тоже сел на поезд. Он видел также как Фреймарк садился в Гровере и как поезд замедлился, чтобы высадить его около ранчо. Он успел разглядеть, что Фреймарк стоял на путях вместе со своими парнями, готовя к отправке партию рогатого скота.
Когда ночная тьма сгустилась вокруг, я задумался, как такой жизнерадостный транжира, как О'Тул, смог выдержать шесть месяцев в Гровере. Снег к тому времени стих и сквозь несущиеся облака начали проблескивать холодные и яркие звезды. Я надел пальто и вышел наружу, чтобы детально все осмотреть. Я обыскал все пустые грузовые вагоны, стоящие на запасном пути, обыскал сараи с углем и подвал, постоянно выкрикивая имя О'Тула. Герцог путался у меня в ногах, страдая от боли, но он был также растерян, как и я, и демонстрировал беспокойство и тревогу охотничьей собаки, упустившей след.
Что касается мисс Мэстерсон, то надо отметить, она была изумительно хороша собой и жизнь ее баловала. Питая самые дружеские чувства к Ларри, я частенько спрашивал себя, сможет ли девушка, ведущая такое яркое и независимое существование, найти в себе смелость связать жизнь со скромным служащим железной дороги, стоящим почти у самого подножия крутой и длинной социальной лестницы.
Хелен вышла ко мне в одном из своих парижских платьев - пищей для шайеннских светских репортеров. В руках она держала большой букет роз «Американская Красота». Глаза у нее блестели и щеки пылали. Я обратил внимание на эти розы, не зная еще, что они были последней весточкой от влюбленного в нее мужчины. Она остановилась на середине лестницы и посмотрела на меня, затем обвела глазами гостиную и послала мне вопросительный взгляд. Я запутался в объяснениях и она поблагодарила меня за приход, но не смогла скрыть свое разочарование и едва кинула взгляд в зеркало, когда я накидывал на ее плечи пелерину.
Дорога к Капитолию прошла не слишком весело. Мисс Мэстерсон отдала должное моим стараниям, но я с трудом мог сосредоточиться на ее словах. Наконец мы прибыли в Представительский Зал, где проводился бал, и напряжение несколько спало, когда ее со всех сторон окружили мужчины, приглашая на танец. Там уже были ее друзья из Хелены и Ларами, поэтому мои обязанности, можно сказать, подошли к концу. Не жди, что я стану описывать инаугурационный бал в Вайоминге. В таких дела я не разбираюсь и бал всего лишь второстепенная деталь в моей истории. Танец следовал за танцем, но Ларри все не появлялся. Танцевать с мисс Мэстерсон было для меня пыткой. Она все расспрашивала и переспрашивала меня, и, когда я в конец запутался в своей лжи, рассердилась.
Фреймарк явился поздно. Наверное, было уже за полночь, когда он прибыл со своего рачно, как всегда учтивый и улыбающийся. Он весь прямо лучился радостью и настоял, чтобы пожать мне руку, хотя сам бы я в жизни не прикоснулся к его влажным ладоням.
Он постоянно увивался вокруг мисс Мэстерсон, которая словно нарочно была особенно мила с ним. Трудно винить ее при подобных обстоятельствах, но ее поведение меня раздражало и я, не постыжусь признаться, следил за ними. Мне удалось подслушать их разговор на балконе. Фреймарк сказал:
- Как видите, я полностью простил вам нынешнее утро.
На что она ответила с некоторой прохладцей:
- Что же, вам свойственно прощать. Однако, стоит проявить справедливость и тоже вас простить. Так будет удобнее.
Тогда он сответил ей медленным, вкрадчивым тоном, и мне хорошо было видно, как он потянулся к ней своими наглыми красными губами, - Если я могу научить вас прощать, интересно, не смогу ли я научить вас также забывать? Я почти уверен, что смогу. Во всяком случае, я заставлю вас помнить эту ночь.
«Rappelles-toi lorsque les destinées
M'auront de toi pour jamais séparé.'»
(Вспомни, когда судьба навсегда разлучит нас. – прим. переводчика)
Когда они покидали балкон, я заметил, как он спрятал одну из красных роз Ларри себе в карман.
Бал уже заканчивался, когда часы судьбы пробили первый удар трагедии.
Я помню, какое в тот момент стояло веселье, такое буйное, что я почти утопил свое беспокойство в музыке, цветах и смехе. Оркестр играл вальс, выводя томную и сентиментальную мелодию, как обычно звучит флейта. Фреймарк танцевал с Хелен. Я стоял в стороне и внезапно заметил некоторое смущение среди официантов, которые смотрели, как в одну из дверей ворвался черный пес Ларри, Герцог, с пеной во рту и с подстреленным, кровоточащим боком. Он увернулся от официантов, пробежал через половину зала и с воем, достаточно жалобным, чтобы провозгласить любое возможное несчастье, вцепился в ногу Фреймарка. Фреймарк, не заметивший его до того, с гневным восклицанием повернул свое мертвенно-бледное лицо и пинком отшвырнул от себя раненную собаку по скользкому полу.
Было кое-что зверино жестокое и ужасное в этой сцене, как будто сковзь маску европейской цивилизованности просочилась варварская кровь - струя темной грязи, вырывающаяся сквозь безымянные очаги заразы в грязных языческих городах. Музыка смолкла, люди начали беспорядочно перемещаться и я заметил, как Хелен высматривала меня в толпе с умоляющим взором. Я поспешил к ней, но пока продирался сквозь толпу, Фреймарк уже исчез.
- Отведите меня в экипаж и заберите Герцога, - сказала она, и голос ее задрожал, словно она замерзла.
В экипаже она расстелила один из своих пледов на коленях и я отдал ей собаку.
- Где Ларри и что все это означает?- спросила она. – Вам больше не удастся меня обманывать, потому что я танцевала с человеком, приехавшем на дополнительном поезде.
Тогда я чистосердечно рассказал ей все, что знал, хоть и знал совсем мало.
- Вы думаете он заболел? – спросила Хелен.
Я ответил, - Не знаю, что и думать. Я в полной растерянности. – С момента появления раненной собаки, меня охватила неподдельная тревога.
Довольно долго она молчала, но когда в окнах экипажа замелькал свет электрических уличных фонарей, я разглядел, что она сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку, прижимая к горлу нос собаки. Наконец она сказала с умоляющей ноткой в голосе, - Что вы об этом думаете?
Я видел, что она была испугана и ответил, что, скорее всего, все кончится шуткой и что я позвоню ей сразу же, как только получу известие от Ларри. И что более, чем вероятно, это известие ее развеселит.
Снег повалил со всех сил, когда мы добрались до ее дома. Выходя из экипажа, она осторожно передала мне Герцога и я помню, как задержалась ее рука на моей и какой утомленной и измученной она казалась.
- Вам совершенно не стоит волноваться, - сказал я. - Вы знаете, какими неточными бывают служащие железнодорожных компаний. На следующем инаугурационном бале все пройдет лучше и вы будете танцевать с ним ночь напролет.
- Следующий инаугурационный бал, - проговорила она, поднимаясь по ступеням и протягивая руку, чтобы поймать снежинки. – Когда он еще будет.
На следующий день я поздно появился в конторе и только собрался тегерафировать в Гровер, как диспетчер из Хольока позвонил мне, интересуясь, не находится ли Ларри все еще в Шайенне. Он сказал, что не мог дозвониться до Гровера и ему надо передать Ларри указания насчет пассажирского поезда номер 151, идущего на восток. Узнав, что Ларри нигде нет, он ответил, что я сам должен поехать в Гровер на 151 поезде, потому что снежная буря грозила прервать железнодорожное сообщение и у нас могут быть неприятности.
Ветеринар обработал раненый бок Герцога. Я положил его в багажный вагон, а сам сел в пассажирскый 151 поезда с очень неприятным, леденящим чувством под ложечкой.
Всю ночь напролет шел снег, снегопад перешел в настоящую снежную бурю и пассажирский поезд еле продвигался вперед.
Когда поезд наконец добрался до Гровера, передо мной открылось самоее пустынное место, какое я когда-либо видел. Глядя вслед уходящему поезду, я почувствовал желание попрощаться со всем миром. Сам знаешь каков Гровер - красная коробка станции, путейская казарма с угольными сараями и небольшая группа жилых домов в отдалении, окруженные со всех сторон пустыней, простирающейся до самого горизонта. Здания и станция были покрыты толстым слоем снега, налипшем на них, как влажный алебастр. Запасной путь превратился в высокий сугроб, нависший над входной дверью на станцию. Вся равнина являла из себя безбрежный, белый океан снега, который, словно прибрежные волны, бил и крутил беспощадный ветер, привольно разгулявшийся на просторе от Скалистых гор до Миссури.
Я вошел на станцию и снег повалил внутрь через открытую дверь. Герцог сел перед пустой потухшей печкой и завыл, заскулил самым душераздирающим образом. В спальне Ларри наверху никого не было. Но внизу все находилось в полном порядке и вся вчерашняя станционная работа была выполнена. Очевидно последним, что сделал Ларри, это выписал накладную на вагон шерсти с овечьего ранчо «Оазис» для компании Дьюи, Гоулд и Ко. в Бостоне. Вагон пришел с 153 поездом, идущем на восток, который покинул Гровер вчера вечером в семь часов. Таким образом в это время Ларри должен был находиться в конторе. Я скопировал накладную себе в тетрадь и пошел в путейскую казарму, чтобы навести там справки.
Начальник отделения уже собрался разыскивать Ларри. Он сказал, что последний раз видел О'Тула в 5:30, когда прошел идущий на запад пассажирский, и думал, что Ларри остался на ночь в Шайенне. Я направился в дом, где Ларри снимал комнаты, и хозяйка ответила, что он еще не вернулся из Шайенна. Накануне Ларри поужинал пораньше, в пять часов вечера, чтобы успеть закончить работу на станции и переодеться. Около пяти часов она послала к нему дочку, сообщить, что ужин готов. Я подробно расспросил ребенка. Девочка видела, что вместе с Ларри на станции был еще кто-то. Она не слышала, о чем они разговаривали, но видела как Ларри сидел, откинувшись со стулом назад и положив ноги на печь, и ей показалось, что они ссорились с незнакомцем. Его гость стоял, на нем была надета шуба и его глаза сверкали, как у безумного. Девочка его испугалась. Я спросил ее, не могла бы она вспомнить что-нибудь еще о нем, и она ответила, - Да, у него были очень красные губы.
Когда я услышал ее ответ, мое сердце заледенело, как глыба льда. Мне все стало ясным. Было ясным, Фреймарк заявился на станцию и поругался с Ларри. Затем он либо на поезд в 5:30, либо поехал на дополнительном позже, и попросил проводника высадить около своего ранчо. Поэтому он и опоздал на бал.
Было уже пять часов вечера. Но поезд на 5:30 задерживался уже на два часа, поэтому мне ничего оставалось делать, как сидеть и ждать, когда прибудет проводник, уехваший вчера вечером на семичасовом восточном поезде. Этот проводник должен был видеть, как Ларри принимал вагон с шерстью. Быстро темнело. Небо налилось унылым свинцовым цветом и снег падал на маленький городок, почти погребя его под собой. Снег шел так густо, что едва можно было разглядеть вытянутую перед собой руку.
Никогда еще я так не радовался, заслышав свисток 153 поезда, который с грохотом и лязгом пробирался сквозь снег. Я выбежал на платформу, чтобы встретить состав и огни паровоза засияли мне навстречу, как глаза на лице старого друга. Не успел проводник ступить на перрон, как я ухватил его за руку, но он не стал разговаривать, пока мы не зашли в тепло. Проводник рассказал, что не видел той ночью О'Тула, но на столе лежала накладная на вагон с шерстью, с примечанием от Ларри, который просил, чтобы он отцепил вагон на разъезде Q.T. Из чего проводник заключил, что Ларри отправился в Шайенн на 5:30 поезде. Я позвонил в шайеннский офис и успел застать посыльного, который ехал на дополнительном рейсе прошлой ночью. Он сообщил, что не видел, как Ларри садился в вагон, но его собака забралась на его обычное место в служебном вагоне, поэтому он решил, что Ларри тоже сел на поезд. Он видел также как Фреймарк садился в Гровере и как поезд замедлился, чтобы высадить его около ранчо. Он успел разглядеть, что Фреймарк стоял на путях вместе со своими парнями, готовя к отправке партию рогатого скота.
Когда ночная тьма сгустилась вокруг, я задумался, как такой жизнерадостный транжира, как О'Тул, смог выдержать шесть месяцев в Гровере. Снег к тому времени стих и сквозь несущиеся облака начали проблескивать холодные и яркие звезды. Я надел пальто и вышел наружу, чтобы детально все осмотреть. Я обыскал все пустые грузовые вагоны, стоящие на запасном пути, обыскал сараи с углем и подвал, постоянно выкрикивая имя О'Тула. Герцог путался у меня в ногах, страдая от боли, но он был также растерян, как и я, и демонстрировал беспокойство и тревогу охотничьей собаки, упустившей след.
no subject
Я хотела вам написать, что в этом рассказе много опечаток. А иногда даже не понятен смысл. Например в этой части:
- Отведите меня в экипаж и заберите о Герцоге
и
Я положил его в багажный, а сам сел на пассажирский 151 [что значит "багажны"?]
no subject
Очень странно. Как будто не сохранились правки некоторые - то есть я ясно помню, как редактировала эти места и сохраняла, а получилось, что осталась часть старого и часть нового о_О.
no subject