Расследует Мартин Хьюитт
Jul. 10th, 2010 10:59 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anafema_deviceДело мистера Фоггатта
* * *
Я сам довольно занятый человек, поэтому не стал слишком долго возиться с загадкой Хьюитта. Собственно говоря, сколько я не ломал над ней голову, мне так и не удалось найти решение. Спустя неделю после дознания я ушел в отпуск (в течении последних пяти лет мне приходось каждый день писать вечернюю передовицу для газеты), поэтому мы не виделись с Хьюиттом шесть недель. После моего возвращения, когда от моего отпуска оставалось еще несколько дней, мы с Хьюиттом отправились поужинать в ресторан Луццатти, на Ковентри-стрит.
«В последнее время я сюда часто захожу.» – сказал Хьюитт. – «Здесь хорошо кормят. Нет, только не за этот столик...» – он схватил меня за руку, когда я двинулся к свободному столику – «Сдается мне, что там сквозит.» И он провел меня к длинному столу, за которым уже сидел темноволосый, стройный и (насколько можно было разглядеть) высокий молодой человек, и занял место напротив него.
Едва мы уселись, как Хьюитт немедленно разразился бурным потоком слов, рассуждая на тему, касающуюся велосипедного спорта. Поскольку наша предыдущая беседа была посвящена вопросам литературы и я никогда раньше не замечал за Хьюиттом ни малейшего интереса к велосипедам, все это меня изрядно удивило. Однако, у меня, как у любого газетчика, пишущего на свободные темы, имелось некоторое представление о предмете, поэтому я смог кое-как поддержать беседу. Чем дальше мы углублялись в разговор, тем более заинтересованным становилось лицо молодого человека, сидящего напротив. Это был довольно красивый мужчина, со смуглой, но очень чистой кожей. Однако жесткий и грозный взгляд его, а также выступающие скулы и квадратные челюсти придавали ему довольно непривлекательный вид. Но чем дольше разглагольствовал Хьюитт, тем сильнее смягчалось лицо нашего соседа.
«Конечно,» – говорил Хьюитт. – «И в нынешние времена найдется немало сильных велогонщиков, но я о них не такого выского мнения, как о забытых спортсменах, выступающих пять, десять и пятнадцать лет тому назад. Я считаю, что Осмонд превосходит любого из современных гонщиков и многие из них с трудом смогли бы победить Фернивалля, будь он в своей лучшей форме. А взять бедного старину Кортиса – право же я уверен, что с ним никто не сравнится. Никому не удалось превзойти Кортиса, кроме – позвольте-ка – кажется кто-то один раз обогнал Кортиса, но кто же это был? Не могу вспомнить.»
«Лайлес,» – сказал молодой человек напротив, быстро взглянув на Хьюитта.
«Ах, да – Лайлес, Чарли Лайлес. Кажется, это случилось на чемпионате?»
«Да, в 1880 году он выиграл заезд на одну милю. Зато Кортис выиграл другие три дистанции.»
«Да, точно. Я видел как Кортис впервые побил рекорд на 2,46 милях.» – И Хьюитт тут же пустился в пространные рассуждения о двухколесных и трехколесных велосипедах, рекордах, велогонщиках, Хиллире, Сайнере, Ноеле Уиттинге, Тайлерсоне и Апплеярде – рассуждения, которые вызвали у нашего визави немалое оживление, в то время как я чувствовал себя лишним.
Наш новый друг, похоже, сам был в прошлом именитым велогонщиком и он, по просьбе Хьюитта, показал изящную золотую медаль, подвешенную на цепочку для часов. Медаль эта была получена, объяснил он нам, когда велосипеды были высокими, а дорожки – плохими, и когда лицо каждого велосипедиста несло на себе отметины многочисленных падений. На лбу нашего соседа красовался шрам, бывший, по его словам, результатом такого падения на дорожку, кроме того, в этой аварии он лишился двух зубов и сломал еще несколько. И точно, брешь между зубами была хорошо заметна когда он улыбался.
В это время официант принес фрукты и молодой человек взял яблоко. Щипцы для орехов и фруктовый нож лежали на нашей стороне вазы и Хьюитт повернул ее к нему, предлагая нож.
«Нет, спасибо.» – ответил тот. – «Я никогда не чищу неиспорченные яблоки, только протираю. Это заблуждение, что надо чистить яблоки, разве что толстокожие иностранные сорта.»
И он с хрустом откусил от яблока, как кусают мальчишки и спорстмены. Затем он повернулся, чтобы заказать кофе, но официант стоял к нему спиной, поэтому ему пришлось окликнуть официанта дважды. К моему неописуемому удивлению, как только он отвернулся, Хьюитт быстро протянул руку, схватил недоеденное яблоко с тарелки молодого человека, сунул его в карман и тут же с рассеяным видом уставился на купидона, нарисованного на потолке.
Наш сосед вернулся к своей тарелке, с подозрением поглядел на нее, затем на скатерть и, наконец, бросил острый взгляд на Хьюитта. Тем не менее, он ничего не сказал, но неторопливо допил свой кофе, спокойно поглядывая на детектива, оплатил счет и ушел.
Хьюитт сразу же вскочил, подхватил зонтик, оставленный у столика, и кинулся следом. Но добежав до двери, он столкнулся с нашим соседом, который внезапно вернулся.
«Кажется, это ваш зонтик?» – спросил Хьюитт, протягивая ему зонтик.
«Да, благодарю вас.» – ответил мужчина, но в его глазах появилась былая жесткость и, как я заметил, он снова крепко стиснул челюсти. Наш бывший сосед по столику повернулся и вышел, а Хьюитт вернулся ко мне. – «Заплатите по счету и возвращайтесь домой, а я приду позже. Я должен выследить этого человека – это касается дела Фоггатта.»
Хьюитт ушел и я услышал, как по мостовой загрохотали кэбы, сначала один и следом другой.
Я заплатил по счету и вернулся домой. Хьюитт объявился только в десять вечера, забежав по пути ко мне в свою контору.
«Мистер Сидней Мэйсон,» – сказал он. – «Джентельмен, которому завтра придется побеседовать с полицией по поводу убийства Фоггатта. Очень умный человек, я и не могу припомнить, когда еще встречал таких умных людей. Ему дважды чуть не удалось обвести меня вокруг пальца нынче вечером.»
«Да. Он был так любезен, что показал мне свою золотую медаль, на обратной стороне которой я и прочитал его имя. Но боюсь, что он надул меня с адресом. Понятно, что он заподозрил меня и специально оставил зонтик, чтобы проверить, замечу ли я это обстоятельство и воспользуюсь ли им, чтобы проследить за ним. Я так торопился, что попался в расставленную ловушку. Мэйсон уехал из ресторана на кэбе и я тоже взял кэб. Ну и заставил же он меня потаскаться за ним по всему вечернему Лондону, думаю, оба кэбмана неплохо на нас наварились. В конце концов он зашел в дом, адрес которого я конечно же записал, но боюсь, что он там не живет. Он слишком умен для того, чтобы привести меня в свое логово; но полиции наверняка удастся узнать что-нибудь о нем в том доме, куда он вошел – и, как я подозреваю, – вышел через заднюю дверь. Кстати, вы так и не отгадали нехитрую задачку, каким образом я установил, что произошло убийство? Сейчас-то вам уже все понятно?»
«Это как-то связано с яблоком, которое вы украли?»
«Как-то связано? Да еще как связано, простофиля вы этакий. Вы напали на след; однако, нам придется снова позаимствовать машинное масло у миссис Клейтон. Слушайте же. В тот вечер, когда мы вломились в комнату Фоггатта, вы заметили ореховую скорлупу и надкушенное яблоко на тарелке, и запомнили их. И в то же время вы не смогли понять, что этот огрызок яблока может оказаться важной уликой. Конечно, я и не ожидал, что вы сделаете те же выводы, что и я, потому что у меня были десять минут, чтобы осмотреть это яблоко и сделать с ним то, что я сделал. Но вы, по меньшей мере, могли бы заподозрить в нем улику.
Прежде всего, яблоко было белым. Надкусанное яблоко, как вы должно быть замечали, темнеет на срезе с течением времени. Разные сорта яблок темнеют с разной скоростью и потемнение всегда начинается от сердцевины. Это одна из тех двадцати тысяч крошечных деталей, которые мало кто заметит, но которые весьма полезны для человека моей профессии. Ранетка темнеет довольно быстро. Яблоко на тарелке, насколько я могу судить, было Ньютон Пиппином, сортом, который начинает темнеть около сердцевинки минут через двадцать – тридцать и остальная часть темнеет еще через четверть часа. Когда я увидел яблоко, оно было белым и только у сердцевины начало немного темнеть. Вывод – двадцать или тридцать минут тому назад кто-то откусил от этого яблока, вывод поддержанный тем фактом, что яблоко было недоедено.
Я осмотрел яблоко и обнаружил, что на нем остались следы довольно нестандартных зубов. Пока вы бегали за доктором, я смазал откусанное место машинным маслом и спустился в контору, где у меня всегда лежит немного алебастра на всякий случай. Затем я сделал слепок наиболее четкого отпечатка зубов. Я вернул яблоко на тарелку, чтобы полиция тоже смогла изучить его, если сочтет нужным. По виду моего слепка было ясно, что у человека, откусившего от яблока, не хватает верхнего и нижнего зубов, расположенных рядом, но необязательно напротив друг друга. Все остальные зубы были на месте, но кривые и неодинаковые по размеру. В то же время, у убитого была великолепная вставная челюсть с ровными и острыми зубами. Я понятно излагаю?»
«Вполне! Продолжайте!»
«Следует отметить и другие факты – незначительные, но указывающие в одном направлении. Например, человек возраста Фоггатта, как правило, не станет откусывать от яблока, как школьник, а отрежет кусочек. Отсюда следует, что яблоко кусал крепкий молодой человек. Я уже объяснял вам, когда мы изучали окно Фоггатта, как пришел к выводу, что это был высокий, физически развитый мужчина, спорстмен и, возможно, моряк. Очевидно, что это не было ограблением, поскольку в комнате ничего не тронули и убийству предшествовала дружеская беседа – гость пил и ел яблоко. Не могу сказать, заметила ли полиция те же самые улики, что и я. Если этим делом занимаются лучшие следователи, то они могли заметить. Но на поверхностный взгляд, это дело кажется несомненным несчастным случаем или самоубийством, так что, возможно, его ведет не самый лучший следователь полиции.
Повторюсь, что после дознания я больше не возвращался к этому делу, но продолжал поглядывать по сторонам. Мне был нужен высокий, молодой мужчина, сильный и физически активный, с неровными зубами. У него должны были отсутствовать один нижний зуб слева и один верхний зуб, чуть левее нижнего. Возможно, что я уже встречал этого человека у нас в доме (у меня хорошая память на лица).
Незадолго до вашего возвращения из отпуска, я встретил в ресторане Луццатти молодого человека, который уже попадался мне на глаза рядом с нашим домом. Высокий, физически развитый мужчина и прочее, но я был занят с клиентом и не смог уделить ему достаточно внимания. Кроме того, я не веду это дело и вокруг хватает высоких, физически развитых молодых людей, поэтому я не стал особо утруждаться. Но сегодня, заметив в ресторане того же самого молодого человека, я не преминул воспользовался возможностью, чтобы познакомиться с ним поближе.»
«Вам определенно удалось вызвать его на разговор.»
«О, да, велосипедистов разговорить ничего не стоит. Проще всего вытянуть на разговор новичков, следом за ними идут ветераны. Если вы имеете дело со спортивным, физически развитым человеком со слегка сутулыми плечами, у которого может оказаться медаль на часовой цепочке, то вряд ли прогадаете, завязав с ним беседу о велогонках. Мне довольно быстро удалось расшевелить его, я смог прочитать имя на медали и даже рассмотреть его зубы – более того, он сам заговорил о них. Итак, если посмотреть вокруг, то можно увидеть сразу несколько высоких молодых людей атлетического телосложения, среди которых будут и потерявшие несколько зубов. Но тут передо мной сидел мужчина, высокий, спортивный, у которого отсутствовали как раз два зуба – один сверху и другой снизу, слева, причем верхний чуть левее нижнего! Мелочи, указывающие в одном и том же направлении, стали важными фактами. Более того, его остальные зубы были весьма нестандартными и, насколько я могу припомнить, в высшей степени совпадали с моим алебастровым слепком.»
Он извлек из кармана кусок алебастра, дюйма три длиной. На слепке отпечатался рельеф, напоминающий два ряда из шести или восьми неровных зубов, причем в верхнем и в нижнем рядах отсутствовало по зубу, как раз в том положении, о котором говорил мой друг. Он продолжил:
«Этих фактов оказалось достаточно, чтобы я заинтересовался молодым человеком. Впрочем, он сам предоставил мне великолепную возможность, когда отвернулся, положив яблоко на тарелку (которое он ел неочищенным, помните! – еще одна важная мелочь). Боюсь, что с моей стороны это было совсем невежливым, да и в нем могли пробудиться подозрения, но я не смог противиться искушению украсть яблоко. Да, я это сделал и вот оно перед нами.»
Он достал из кармана яблоко и приложил его к куску алебастра. И верхний и нижния ряды зубов на яблоке прекрасно совместились со слепком.
«Видите, все совпадает,» – заметил Хьюитт. – «Одно только внимательный осмотр зубов предоставил нам доказательство, но оно такое же веское, как его подпись или отпечаток пальца. Нельзя найти двух человек, которые оставляли бы одинаковые следы зубов, и не имеет значения, достаточно четкие отпечатки или нет. Вот, кстати, масло миссис Клейтон. Мы сделаем еще один слепок с этого яблока и сравним их.»
Он смазал яблоко машинным маслом, покрыл его алебастром, затем полил его водой из кружки и быстро снял затвердевший слепок. Части, соответствующие откусанным частям яблока, конечно же были разными, но что касается следов от зубов, оттиски были одинаковыми.
«Думаю, этого хватит,» – сказал Хьюитт. – «Завтра утром, Бретт, я положу эти оттиски в маленький сверток и отправлю его на Боу-стрит.»
«Но достаточное ли это доказательство?»
«Для полиции вполне достаточное. Я даю им человека, а все остальное – его перемещения в тот день и так далее – простое дело сыска. В любом случае, это работа для полиции.»
* * *
На следующее утро едва я успел приступить к завтраку, как появился Хьюитт и положил на стол передо мной длинное письмо.
«Это от нашего вчерашнего друга.» – сказал он. – «Прочтите его.»
Письмо было без даты и сразу, без вступления, переходило к делу:
«Г-ну Мартину Хьюитту»
«Сэр: должен выразить свое восхищение ловкостью, которую вы продемонстрировали сегодня вечером, с целью узнать мое имя. В этот вечер мне удалось отправить вас по ложному адресу, впрочем уверен, что сейчас, когда вы читаете эти строки, вы уже нашли его в Юридическом Справочнике, поскольку я являюсь дипломированным адвокатом. Тем не менее, это мало чем вам поможет, посколькую я удаляюсь за пределы вашей досягаемости, несмотря на ваши способности к розыску. Я хорошо знаю вас в лицо и, возможно, с моей стороны было весьма неразумным вступить в разговор с вами. Но в тот момент я и не догадывался, насколько рискую, особенно после вашего малоинформативного выступления в качестве свидетеля на дознании о смерти того негодяя, которого я застрелил.
Ваша, довольно неучтивая конфискация яблока поначалу привела мена в изумление – более того, я даже немного сомневался, действительно ли вы его взяли – но это было первым предостережением, что вы затеяли против меня какую-то игру, хотя я не мог объяснить себе смысла вашего поступка. Впоследствии я припомнил, что отказавшись от выпивки, взял яблоко в ту самую ночь, когда негодяй нашел свой заслуженный конец. Отсюда я заключил, что вы собирались каким-то образом сравнить огрызки этих двух яблок – хотя я и не осмеливаюсь оценить глубину вашей детективной системы. Однако, я многое слышал о делах, которые вы расследовали, и искренне восхищаюсь вашей проницательностью. Я сам считаюсь довольно проницательным человеком, но должен признать, что даже если мне и удалось в некоторой степени противостоять вам этим вечером, но мне до вас далеко.
Мне ничего неизвестно ни о том, кто мог нанять вас расследовать это дело, ни о том, до какой степени вы осведомлены о моих взаимоотношениях с той тварью, которую я убил. Однако, я отношусь к вам с достаточным уважением, чтобы постараться обелить себя в ваших глазах, поэтому воспользуюсь парой свободных часов, дабы предоставить вам полное объяснение случившемуся и убедить вас в том, что я не закоренелый преступник. Признаю, что характер у меня вспыльчивый и раздражительный и даже теперь я не могу забыть о том преступлении, к которому привела меня моя вспыльчивость – потому что, строго говоря, это преступление. Тем не менее, ведь это был Фоггатт, кто сделал из моего отца вора и привел его к постыдной кончине. Это был Фогатт, кто убил мою мать, да, именно убил, потому что она скончалась от разбитого сердца. Если бы не эти обстоятельства, я бы мало обеспокоился тем, что он был также вором и лицемером.
Я плохо помню отца. Боюсь, что он был во многих отношениях слабым и неприспособленным к жизни человеком. У него не было деловой хватки – фактически, он совсем не разбирался в сложных деловых вопросах, в которых широко участвовал. Фоггатт же был непревзойденным знатоком всех хитростей финансового мошенничества в области акций и акционерных компаний, которое одним помогает сколотить состояние, а других разоряет. Однако, Фоггатт не мог самостоятельно вести дела, вследствие крупного финансового краха, в котором он оказался замешан несколько лет тому назад, и который сделал его отверженным в деловых кругах. И вот при таких обстоятельствах он был тайным и неофициальным партнером моего отца, который якобы в одиночку вел свой бизнес. Бедный, простодушный человек полностью руководствовался указаниями Фоггатта, разбираясь в деле столь же мало, словно какой-нибудь школьник. Проводимые им сделки вели от малого к большому и, к сожалению, от чести к бесчестию.
* * *
Я сам довольно занятый человек, поэтому не стал слишком долго возиться с загадкой Хьюитта. Собственно говоря, сколько я не ломал над ней голову, мне так и не удалось найти решение. Спустя неделю после дознания я ушел в отпуск (в течении последних пяти лет мне приходось каждый день писать вечернюю передовицу для газеты), поэтому мы не виделись с Хьюиттом шесть недель. После моего возвращения, когда от моего отпуска оставалось еще несколько дней, мы с Хьюиттом отправились поужинать в ресторан Луццатти, на Ковентри-стрит.
«В последнее время я сюда часто захожу.» – сказал Хьюитт. – «Здесь хорошо кормят. Нет, только не за этот столик...» – он схватил меня за руку, когда я двинулся к свободному столику – «Сдается мне, что там сквозит.» И он провел меня к длинному столу, за которым уже сидел темноволосый, стройный и (насколько можно было разглядеть) высокий молодой человек, и занял место напротив него.
Едва мы уселись, как Хьюитт немедленно разразился бурным потоком слов, рассуждая на тему, касающуюся велосипедного спорта. Поскольку наша предыдущая беседа была посвящена вопросам литературы и я никогда раньше не замечал за Хьюиттом ни малейшего интереса к велосипедам, все это меня изрядно удивило. Однако, у меня, как у любого газетчика, пишущего на свободные темы, имелось некоторое представление о предмете, поэтому я смог кое-как поддержать беседу. Чем дальше мы углублялись в разговор, тем более заинтересованным становилось лицо молодого человека, сидящего напротив. Это был довольно красивый мужчина, со смуглой, но очень чистой кожей. Однако жесткий и грозный взгляд его, а также выступающие скулы и квадратные челюсти придавали ему довольно непривлекательный вид. Но чем дольше разглагольствовал Хьюитт, тем сильнее смягчалось лицо нашего соседа.
«Конечно,» – говорил Хьюитт. – «И в нынешние времена найдется немало сильных велогонщиков, но я о них не такого выского мнения, как о забытых спортсменах, выступающих пять, десять и пятнадцать лет тому назад. Я считаю, что Осмонд превосходит любого из современных гонщиков и многие из них с трудом смогли бы победить Фернивалля, будь он в своей лучшей форме. А взять бедного старину Кортиса – право же я уверен, что с ним никто не сравнится. Никому не удалось превзойти Кортиса, кроме – позвольте-ка – кажется кто-то один раз обогнал Кортиса, но кто же это был? Не могу вспомнить.»
«Лайлес,» – сказал молодой человек напротив, быстро взглянув на Хьюитта.
«Ах, да – Лайлес, Чарли Лайлес. Кажется, это случилось на чемпионате?»
«Да, в 1880 году он выиграл заезд на одну милю. Зато Кортис выиграл другие три дистанции.»
«Да, точно. Я видел как Кортис впервые побил рекорд на 2,46 милях.» – И Хьюитт тут же пустился в пространные рассуждения о двухколесных и трехколесных велосипедах, рекордах, велогонщиках, Хиллире, Сайнере, Ноеле Уиттинге, Тайлерсоне и Апплеярде – рассуждения, которые вызвали у нашего визави немалое оживление, в то время как я чувствовал себя лишним.
Наш новый друг, похоже, сам был в прошлом именитым велогонщиком и он, по просьбе Хьюитта, показал изящную золотую медаль, подвешенную на цепочку для часов. Медаль эта была получена, объяснил он нам, когда велосипеды были высокими, а дорожки – плохими, и когда лицо каждого велосипедиста несло на себе отметины многочисленных падений. На лбу нашего соседа красовался шрам, бывший, по его словам, результатом такого падения на дорожку, кроме того, в этой аварии он лишился двух зубов и сломал еще несколько. И точно, брешь между зубами была хорошо заметна когда он улыбался.
В это время официант принес фрукты и молодой человек взял яблоко. Щипцы для орехов и фруктовый нож лежали на нашей стороне вазы и Хьюитт повернул ее к нему, предлагая нож.
«Нет, спасибо.» – ответил тот. – «Я никогда не чищу неиспорченные яблоки, только протираю. Это заблуждение, что надо чистить яблоки, разве что толстокожие иностранные сорта.»
И он с хрустом откусил от яблока, как кусают мальчишки и спорстмены. Затем он повернулся, чтобы заказать кофе, но официант стоял к нему спиной, поэтому ему пришлось окликнуть официанта дважды. К моему неописуемому удивлению, как только он отвернулся, Хьюитт быстро протянул руку, схватил недоеденное яблоко с тарелки молодого человека, сунул его в карман и тут же с рассеяным видом уставился на купидона, нарисованного на потолке.
Наш сосед вернулся к своей тарелке, с подозрением поглядел на нее, затем на скатерть и, наконец, бросил острый взгляд на Хьюитта. Тем не менее, он ничего не сказал, но неторопливо допил свой кофе, спокойно поглядывая на детектива, оплатил счет и ушел.
Хьюитт сразу же вскочил, подхватил зонтик, оставленный у столика, и кинулся следом. Но добежав до двери, он столкнулся с нашим соседом, который внезапно вернулся.
«Кажется, это ваш зонтик?» – спросил Хьюитт, протягивая ему зонтик.
«Да, благодарю вас.» – ответил мужчина, но в его глазах появилась былая жесткость и, как я заметил, он снова крепко стиснул челюсти. Наш бывший сосед по столику повернулся и вышел, а Хьюитт вернулся ко мне. – «Заплатите по счету и возвращайтесь домой, а я приду позже. Я должен выследить этого человека – это касается дела Фоггатта.»
Хьюитт ушел и я услышал, как по мостовой загрохотали кэбы, сначала один и следом другой.
Я заплатил по счету и вернулся домой. Хьюитт объявился только в десять вечера, забежав по пути ко мне в свою контору.
«Мистер Сидней Мэйсон,» – сказал он. – «Джентельмен, которому завтра придется побеседовать с полицией по поводу убийства Фоггатта. Очень умный человек, я и не могу припомнить, когда еще встречал таких умных людей. Ему дважды чуть не удалось обвести меня вокруг пальца нынче вечером.»
«Да. Он был так любезен, что показал мне свою золотую медаль, на обратной стороне которой я и прочитал его имя. Но боюсь, что он надул меня с адресом. Понятно, что он заподозрил меня и специально оставил зонтик, чтобы проверить, замечу ли я это обстоятельство и воспользуюсь ли им, чтобы проследить за ним. Я так торопился, что попался в расставленную ловушку. Мэйсон уехал из ресторана на кэбе и я тоже взял кэб. Ну и заставил же он меня потаскаться за ним по всему вечернему Лондону, думаю, оба кэбмана неплохо на нас наварились. В конце концов он зашел в дом, адрес которого я конечно же записал, но боюсь, что он там не живет. Он слишком умен для того, чтобы привести меня в свое логово; но полиции наверняка удастся узнать что-нибудь о нем в том доме, куда он вошел – и, как я подозреваю, – вышел через заднюю дверь. Кстати, вы так и не отгадали нехитрую задачку, каким образом я установил, что произошло убийство? Сейчас-то вам уже все понятно?»
«Это как-то связано с яблоком, которое вы украли?»
«Как-то связано? Да еще как связано, простофиля вы этакий. Вы напали на след; однако, нам придется снова позаимствовать машинное масло у миссис Клейтон. Слушайте же. В тот вечер, когда мы вломились в комнату Фоггатта, вы заметили ореховую скорлупу и надкушенное яблоко на тарелке, и запомнили их. И в то же время вы не смогли понять, что этот огрызок яблока может оказаться важной уликой. Конечно, я и не ожидал, что вы сделаете те же выводы, что и я, потому что у меня были десять минут, чтобы осмотреть это яблоко и сделать с ним то, что я сделал. Но вы, по меньшей мере, могли бы заподозрить в нем улику.
Прежде всего, яблоко было белым. Надкусанное яблоко, как вы должно быть замечали, темнеет на срезе с течением времени. Разные сорта яблок темнеют с разной скоростью и потемнение всегда начинается от сердцевины. Это одна из тех двадцати тысяч крошечных деталей, которые мало кто заметит, но которые весьма полезны для человека моей профессии. Ранетка темнеет довольно быстро. Яблоко на тарелке, насколько я могу судить, было Ньютон Пиппином, сортом, который начинает темнеть около сердцевинки минут через двадцать – тридцать и остальная часть темнеет еще через четверть часа. Когда я увидел яблоко, оно было белым и только у сердцевины начало немного темнеть. Вывод – двадцать или тридцать минут тому назад кто-то откусил от этого яблока, вывод поддержанный тем фактом, что яблоко было недоедено.
Я осмотрел яблоко и обнаружил, что на нем остались следы довольно нестандартных зубов. Пока вы бегали за доктором, я смазал откусанное место машинным маслом и спустился в контору, где у меня всегда лежит немного алебастра на всякий случай. Затем я сделал слепок наиболее четкого отпечатка зубов. Я вернул яблоко на тарелку, чтобы полиция тоже смогла изучить его, если сочтет нужным. По виду моего слепка было ясно, что у человека, откусившего от яблока, не хватает верхнего и нижнего зубов, расположенных рядом, но необязательно напротив друг друга. Все остальные зубы были на месте, но кривые и неодинаковые по размеру. В то же время, у убитого была великолепная вставная челюсть с ровными и острыми зубами. Я понятно излагаю?»
«Вполне! Продолжайте!»
«Следует отметить и другие факты – незначительные, но указывающие в одном направлении. Например, человек возраста Фоггатта, как правило, не станет откусывать от яблока, как школьник, а отрежет кусочек. Отсюда следует, что яблоко кусал крепкий молодой человек. Я уже объяснял вам, когда мы изучали окно Фоггатта, как пришел к выводу, что это был высокий, физически развитый мужчина, спорстмен и, возможно, моряк. Очевидно, что это не было ограблением, поскольку в комнате ничего не тронули и убийству предшествовала дружеская беседа – гость пил и ел яблоко. Не могу сказать, заметила ли полиция те же самые улики, что и я. Если этим делом занимаются лучшие следователи, то они могли заметить. Но на поверхностный взгляд, это дело кажется несомненным несчастным случаем или самоубийством, так что, возможно, его ведет не самый лучший следователь полиции.
Повторюсь, что после дознания я больше не возвращался к этому делу, но продолжал поглядывать по сторонам. Мне был нужен высокий, молодой мужчина, сильный и физически активный, с неровными зубами. У него должны были отсутствовать один нижний зуб слева и один верхний зуб, чуть левее нижнего. Возможно, что я уже встречал этого человека у нас в доме (у меня хорошая память на лица).
Незадолго до вашего возвращения из отпуска, я встретил в ресторане Луццатти молодого человека, который уже попадался мне на глаза рядом с нашим домом. Высокий, физически развитый мужчина и прочее, но я был занят с клиентом и не смог уделить ему достаточно внимания. Кроме того, я не веду это дело и вокруг хватает высоких, физически развитых молодых людей, поэтому я не стал особо утруждаться. Но сегодня, заметив в ресторане того же самого молодого человека, я не преминул воспользовался возможностью, чтобы познакомиться с ним поближе.»
«Вам определенно удалось вызвать его на разговор.»
«О, да, велосипедистов разговорить ничего не стоит. Проще всего вытянуть на разговор новичков, следом за ними идут ветераны. Если вы имеете дело со спортивным, физически развитым человеком со слегка сутулыми плечами, у которого может оказаться медаль на часовой цепочке, то вряд ли прогадаете, завязав с ним беседу о велогонках. Мне довольно быстро удалось расшевелить его, я смог прочитать имя на медали и даже рассмотреть его зубы – более того, он сам заговорил о них. Итак, если посмотреть вокруг, то можно увидеть сразу несколько высоких молодых людей атлетического телосложения, среди которых будут и потерявшие несколько зубов. Но тут передо мной сидел мужчина, высокий, спортивный, у которого отсутствовали как раз два зуба – один сверху и другой снизу, слева, причем верхний чуть левее нижнего! Мелочи, указывающие в одном и том же направлении, стали важными фактами. Более того, его остальные зубы были весьма нестандартными и, насколько я могу припомнить, в высшей степени совпадали с моим алебастровым слепком.»
Он извлек из кармана кусок алебастра, дюйма три длиной. На слепке отпечатался рельеф, напоминающий два ряда из шести или восьми неровных зубов, причем в верхнем и в нижнем рядах отсутствовало по зубу, как раз в том положении, о котором говорил мой друг. Он продолжил:
«Этих фактов оказалось достаточно, чтобы я заинтересовался молодым человеком. Впрочем, он сам предоставил мне великолепную возможность, когда отвернулся, положив яблоко на тарелку (которое он ел неочищенным, помните! – еще одна важная мелочь). Боюсь, что с моей стороны это было совсем невежливым, да и в нем могли пробудиться подозрения, но я не смог противиться искушению украсть яблоко. Да, я это сделал и вот оно перед нами.»
Он достал из кармана яблоко и приложил его к куску алебастра. И верхний и нижния ряды зубов на яблоке прекрасно совместились со слепком.
«Видите, все совпадает,» – заметил Хьюитт. – «Одно только внимательный осмотр зубов предоставил нам доказательство, но оно такое же веское, как его подпись или отпечаток пальца. Нельзя найти двух человек, которые оставляли бы одинаковые следы зубов, и не имеет значения, достаточно четкие отпечатки или нет. Вот, кстати, масло миссис Клейтон. Мы сделаем еще один слепок с этого яблока и сравним их.»
Он смазал яблоко машинным маслом, покрыл его алебастром, затем полил его водой из кружки и быстро снял затвердевший слепок. Части, соответствующие откусанным частям яблока, конечно же были разными, но что касается следов от зубов, оттиски были одинаковыми.
«Думаю, этого хватит,» – сказал Хьюитт. – «Завтра утром, Бретт, я положу эти оттиски в маленький сверток и отправлю его на Боу-стрит.»
«Но достаточное ли это доказательство?»
«Для полиции вполне достаточное. Я даю им человека, а все остальное – его перемещения в тот день и так далее – простое дело сыска. В любом случае, это работа для полиции.»
* * *
На следующее утро едва я успел приступить к завтраку, как появился Хьюитт и положил на стол передо мной длинное письмо.
«Это от нашего вчерашнего друга.» – сказал он. – «Прочтите его.»
Письмо было без даты и сразу, без вступления, переходило к делу:
«Г-ну Мартину Хьюитту»
«Сэр: должен выразить свое восхищение ловкостью, которую вы продемонстрировали сегодня вечером, с целью узнать мое имя. В этот вечер мне удалось отправить вас по ложному адресу, впрочем уверен, что сейчас, когда вы читаете эти строки, вы уже нашли его в Юридическом Справочнике, поскольку я являюсь дипломированным адвокатом. Тем не менее, это мало чем вам поможет, посколькую я удаляюсь за пределы вашей досягаемости, несмотря на ваши способности к розыску. Я хорошо знаю вас в лицо и, возможно, с моей стороны было весьма неразумным вступить в разговор с вами. Но в тот момент я и не догадывался, насколько рискую, особенно после вашего малоинформативного выступления в качестве свидетеля на дознании о смерти того негодяя, которого я застрелил.
Ваша, довольно неучтивая конфискация яблока поначалу привела мена в изумление – более того, я даже немного сомневался, действительно ли вы его взяли – но это было первым предостережением, что вы затеяли против меня какую-то игру, хотя я не мог объяснить себе смысла вашего поступка. Впоследствии я припомнил, что отказавшись от выпивки, взял яблоко в ту самую ночь, когда негодяй нашел свой заслуженный конец. Отсюда я заключил, что вы собирались каким-то образом сравнить огрызки этих двух яблок – хотя я и не осмеливаюсь оценить глубину вашей детективной системы. Однако, я многое слышал о делах, которые вы расследовали, и искренне восхищаюсь вашей проницательностью. Я сам считаюсь довольно проницательным человеком, но должен признать, что даже если мне и удалось в некоторой степени противостоять вам этим вечером, но мне до вас далеко.
Мне ничего неизвестно ни о том, кто мог нанять вас расследовать это дело, ни о том, до какой степени вы осведомлены о моих взаимоотношениях с той тварью, которую я убил. Однако, я отношусь к вам с достаточным уважением, чтобы постараться обелить себя в ваших глазах, поэтому воспользуюсь парой свободных часов, дабы предоставить вам полное объяснение случившемуся и убедить вас в том, что я не закоренелый преступник. Признаю, что характер у меня вспыльчивый и раздражительный и даже теперь я не могу забыть о том преступлении, к которому привела меня моя вспыльчивость – потому что, строго говоря, это преступление. Тем не менее, ведь это был Фоггатт, кто сделал из моего отца вора и привел его к постыдной кончине. Это был Фогатт, кто убил мою мать, да, именно убил, потому что она скончалась от разбитого сердца. Если бы не эти обстоятельства, я бы мало обеспокоился тем, что он был также вором и лицемером.
Я плохо помню отца. Боюсь, что он был во многих отношениях слабым и неприспособленным к жизни человеком. У него не было деловой хватки – фактически, он совсем не разбирался в сложных деловых вопросах, в которых широко участвовал. Фоггатт же был непревзойденным знатоком всех хитростей финансового мошенничества в области акций и акционерных компаний, которое одним помогает сколотить состояние, а других разоряет. Однако, Фоггатт не мог самостоятельно вести дела, вследствие крупного финансового краха, в котором он оказался замешан несколько лет тому назад, и который сделал его отверженным в деловых кругах. И вот при таких обстоятельствах он был тайным и неофициальным партнером моего отца, который якобы в одиночку вел свой бизнес. Бедный, простодушный человек полностью руководствовался указаниями Фоггатта, разбираясь в деле столь же мало, словно какой-нибудь школьник. Проводимые им сделки вели от малого к большому и, к сожалению, от чести к бесчестию.
